Все у нас получится!  - Евгения Перова

– Это ясно. Только я так и не понял: ты переспал, что ли, с ней? С телушкой-то?

– Не совсем.

Николай покраснел, вспомнив сцену с Аллочкой: сейчас собственное поведение казалось ему чудовищным.

– Что значит – не совсем?

– Ну, папа! Кое-что было. Но ее девственность не пострадала.

Теперь вспыхнули щеки и у отца. Не сдержавшись, он рявкнул:

– Не пострадала! Какого… ты полез к ней, если не собирался жениться?!

– Да я тогда собирался! Я Ирину потом встретил! – заорал в ответ сын. Он вдруг с силой саданул кулаком по столешнице, разбив костяшки пальцев, потом еще раз. Отец схватил его за руки:

– Успокойся, ты что?

– Я же и ее подставил! Иринушку! Понимаешь? Где она, что с ней? Я спать не могу, все думаю. Так больно! Когда в подворотне этой дрался, думал – пусть бы меня убили. Все равно жизни не будет.

– Сынок, не надо… Что ты говоришь такое…

Отец, сам чуть не плача, обнял Колю.

– Как ты думаешь, они действительно ее не тронут? – шепотом спросил Николай.

– А что полковник сказал?

– Дал слово партийца.

– Хочешь, я попробую узнать, что с ней?

Николай замотал головой:

– Не надо тебе подставляться. Не говори Потапову, что знаешь, ладно? Ничего, я переживу как-нибудь. Прости, что не сдержался. Ты лучше мне с работой помоги. Не хочу я пользоваться протекцией братьев Потаповых. К чертовой матери все эти НИИ, «почтовые ящики» и прочую хрень. Я пойду на производство. Простым инженером.

– Со степенью?

– Ну и что? Ты же сам начинал слесарем-наладчиком на заводе. Поможешь?

Отец задумался.

– Необязательно в Москве, – сказал Николай, с надеждой глядя на отца. – Хоть в Челябинске!

– Челябинск мать не переживет. Подмосковье сойдет?

– Вполне. Что ты имеешь в виду?

– Представляешь, как раз вчера было совещание по этому поводу. Создается экспериментальный машиностроительный завод, нужны специалисты. Немножко не твоя тема, конечно. Но думаю, ты справишься. Это километров пятьдесят от Москвы, насколько я помню.

– А квартиру они дадут?

– Об этом ты можешь не беспокоиться.

– Пап, а можно побыстрее провернуть? Чтобы назначение было готово еще до свадьбы?

– Постараюсь.

Месяц спустя Николай при полном параде и с цветами в руках звонил в квартиру Потаповых. Костюм, правда, висел на нем, как на вешалке, ноги предательски дрожали, и слегка подташнивало. Дверь открыла Антонина Михайловна, которая даже подскочила, увидев гостя, а когда Николай улыбнулся, отступила на шаг в прихожую.

– Это вам!

Николай протянул ей красные розы. Белые предназначались Аллочке.

– Могу я войти?

– Да-да, проходи, Коленька, – пролепетала Антонина Михайловна.

– Мне нужно поговорить с Аллой.

– Конечно-конечно! Аллочка, тут к тебе Коля!

Николай прошел в комнату Аллы – Антонина Михайловна поспешала за ним. Алла сидела в углу дивана, поджав ноги. Волосы она заплела в косу, но несколько вьющихся прядей выбилось, змейками опускаясь на грудь, рельефно обтянутую мягким розовым трикотажем. На вошедших Аллочка не взглянула, только села ровно, поправив подол юбки, и ниже опустила голову, но книгу отложила в сторону. Рядом с диваном на маленьком столике стояла плошка с орехами и изюмом. «И правда, все время жует», – подумал Николай.

– Спасибо, Антонина Михайловна, – обратился он к будущей теще. – Мы бы хотели поговорить наедине. Но дверь можете за собой не закрывать.

Антонина Михайловна не нашлась, что сказать, и удалилась. Коля сел в другой угол, подальше от Аллы, и вздохнул:

– Аллочка, прости меня. Я вел себя тогда омерзительно. Но я не думал, что ты настолько… не в курсе дела. Это, конечно, не оправдание. Я искренне раскаиваюсь. Вот, это тебе.

Он положил букет рядом с Аллой, она покосилась на цветы. Губы девушки дрожали, но она пыталась удержать слезы.

– Алла, нам все равно придется пожениться. Я постараюсь тебя не обижать. Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста.

Аллочка повернулась к Николаю и вдруг ахнула, прижав руки ко рту. Николай криво усмехнулся:

– Что, не узнаешь? Это я. Ничего страшного, просто болел.

– Да, мама говорила, что ты лежал в больнице, но я не думала… А как ты себя сейчас чувствуешь?

– Нормально.

Аллочка смотрела на Николая с ужасом: изможденный, седой, с жестким взглядом и резкими складками у рта, он казался стариком. А он с болью в сердце видел, что огромные глаза Аллочки наполняются состраданием. Глядя в эту прозрачную голубизну, он повторил:

– Прости меня.

Аллочка покивала:

– Хорошо, хорошо!

Тут в дверях возникла Антонина Михайловна и позвала их к столу. Николай пил чай, пробовал какие-то хрупкие печеньица, не чувствуя вкуса, и по мере сил поддерживал светский разговор с Антониной Михайловной. Аллочка больше молчала, только робко ему улыбалась.

– Чаи гоняете? – это из своего кабинета появился Георгий Александрович. – И я с вами за компанию. Здравствуй, Николай.

Николай сосчитал до пяти, потом поднял голову:

– Добрый день, Георгий Александрович.

Тот даже пошатнулся, столько ненависти было во взгляде будущего зятя. Внешний вид Николая поразил и Георгия, но больше – преображение его личности. Раньше Потапов иной раз называл Колю селезнем: уж очень любит парень покрасоваться, хотя способный, тут ничего не скажешь. Теперь Георгий видел перед собой волка – жестокого, сильного и беспощадного. «Зря мы это с ним сделали, – подумал он. – Ох, зря. Еще наплачемся». А Николай, словно прочитав мысли Потапова, недобро усмехнулся. Доел очередное печеньице, запил чаем и сказал:

– Я получил назначение на экспериментальный машиностроительный завод в Долгореченске. Это пятьдесят километров от Москвы. Утвержден в должности старшего инженера. Квартира уже выделена, осталось обставить. Так что сразу после свадьбы мы с Аллой уезжаем туда.

– Как? – всполошилась Антонина Михайловна. – Почему? Гоша, ты же говорил совсем другое?

– Тоня, – ответил мрачный Георгий. – Оставь детей в покое. Пусть сами разбираются, как им жить.

– А институт?

– На заочное переведется.

– Нет, как же возможно Аллочке уехать из Москвы? В такую даль? Это немыслимо!

– Я буду с мужем, – тихо, но уверенно произнесла Аллочка, и все на нее с изумлением уставились. – Мама, ты сама поехала с папой на Дальний Восток, когда было нужно. А тут всего каких-то пятьдесят километров.